Лучшим эталоном женщины для Шарлотты была она сама. Это не значит, что её эгоистичная любовь к себе вспыхнула с первым глотком воздуха, нет. Просто не имея перед глазами образца для подражания в лице матери англичанка от рождения решила стать той, на которую смогут ровняться ей подобные – девочки, в жизни которых не было материнской любви и заботы, вынужденные быть сильными и улыбаться даже когда очень больно.
Грезе от рождения, она почти никогда не видела своего отца – скромного владельца небольшого издательского дела в Лондоне. В её жизни не было ничего кроме желания быть для него опорой и поддержкой, он заботился о своей дочери – болезненном напоминании о покойной жене, а она радовала его своими успехами в учёбе и спорте, оставалась красавицей и при этом умудрялась вести дела по дому. Всё шло гладко, пока не пришла Вторая война, заставившая весь мир содрогнуться.
Тогда и настал черёд выбирать – пойти на сторону победителей или проигравших. Жестокость или жестокость. Насилие против насилия. Вопрос выживания.
Видя больший потенциал в идеях Рейха и нацистах, видящих себя на вершине мировой власти, молодая женщина добровольно сдалась в плен и выказала интерес в непосредственном участии. Не то отхватив свой счастливый билет в жизни, не то очаровав коменданта Йозефа Крамера своими голубыми глазами и волосами цвета вороньего пера, она стала надзирательницей в лагере смерти Равенсбрюк. Её холодная красота притягивала и пугала одновременно, а вскоре по германским полкам разлетелся слух об «Ангеле смерти», пытающей своих заложников с особенным удовольствием. Она забивала женщин до смерти и наслаждалась отстрелом заключённых, морила голодом собак, чтобы те обгладывали лица своим жертвам до самых костей, и лично сопровождала в газовые камеры сотни чьих-то матерей, сестёр и дочерей. Её излюбленным оружием стал кнут, который всегда висел в петле пояса на бедре, каждый её замах рассекал кожу заключённой до мяса, превращая тело в её личный холст с росписью из рубцов и длинных алых полос запёкшейся крови. Невинные пленницы и русские шлюхи, пытающиеся помешать планам Великой Германии, - все они умирали с её именем на губах, проклиная и желая долго гореть в аду, когда правосудие опутает своей петлёй её шею.
Особую жестокость женщины, прячущей свой нрав и кровавые помыслы за броской внешностью и хрупкой фигурой, заметил сам фюрер, поощрив Шарлотту личной медалью  Третьего рейха и позволив взять в свои руки управление одним из лагерей в Освенциме. Красная помада, локоны цвета смолы и смех в глазах, означающий, что фрау сегодня в прекрасном настроении – для тысяч людей этот образ стал прототипом смерти, с неё рисовали само воплощение предвестницы конца.
Но об этой карьере пришлось забыть, когда один из заключённых выхватил у надзирателя пистолет и прострелил ей в упор лодыжку. Разорванные связки и сухожилия не оставляли шанса на то, чтобы сохранить ногу, не говоря уже о продолжении военной карьеры. Но даже с деревянным протезом ниже колена и променявшая фуражку на дамскую шляпку она была хороша собой, а Германия не забывает своих героев. С личного распоряжения НСДАП фрау Грезе вступила в брак с гауптштурмфюрером CC Эриком Леншерром, одним из самых успешных людей своего дела. Идеальный ариец и беженка из Англии,  заслужившая уважение всего германского народа – этот союз был благословлён ещё задолго до того, как заключился, идеальное воплощение совершенной немецкой семьи после того как мировая власть сконцентрируется в руках самого чистого из народов. Прекрасная отставка, о которой можно было только мечтать, Шарлотта стала красивым дополнением к своему властному и эгоцентричному мужу, сумела установить в их отношениях взаимное доверие и уважение как перед заслугами друг друга, так и в быту. К тому же, Эрик оказался искусным любовником и любителем покрасоваться на публике своей  замечательной женой, которой было по душе прятать под чулок дефект тела и очаровывать медаленосцев со свастикой на рукаве своим образом холодной и недоступной фрау.
Однако, как и в любой сказке, существует какое-нибудь «но». Этим  «но» была её неспособность подарить её прекрасному мужу крепкого наследника, в то время как бок о бок с ними в доме жил цыганский выродок от какой-то шлюхи, быть может, именно ею забитой насмерть.
В то время как пол мира страдало от голода, на банкете нацистских сливок общества играла живая музыка, шнапс лился рекой и столы ломились от дорогих кушаний, даже чёрная икра была. Шарлотта, впрочем как и всегда, выглядела роскошно в чёрном платье с глубоким декольте и с новыми серьгами и колье, впервые выведенными в свет после того как Эрик преподнёс их ей в качестве подарка на годовщину свадьбы; она была улыбчива и кротка, смеялась даже над самыми глупыми шутками и во всех спорах придерживалась стороны мужа, однако не боялась высказать собственное мнение, чем и отличалась от большинства содержанок здешних толстосумов.
Ужин уже подходил к концу, когда к столику их семьи подошёл оберфюрер Шмидт. Поцеловав бледные пальцы фрау Леншерр в знак приветствия, он присоединился к трапезе и затронул тему, особенно актуальную в последние дни, и неожиданно переключил внимание на Петера. Шарлотта напряжённо пождала губы, зная, что одно неверное слово обойдётся ему очень дорого, а хамоватый юнец позволил  себе такое, что скажи он это чуть громче – уже наутро безжизненный взгляд отрубленной головы смотрел на ослепительные лучи солнца.
- Господа-господа! – обратила она на себя внимание, радостно хлопнув в ладоши, - К чему эти разговоры? Давайте потанцуем! – попробовала она спасти положение и протянула герру Шпидту руку в приглашающем жесте и повела его в центр зала. Сразу заулыбавшийся мужчина не смог отказать ей в танго.
- Knalltüte! Schwein! Du machst mich krank*! – громкая симфония ругани в исполнении Шарлотты уже несколько минут сотрясала стены дома, из-за чего даже слуги попрятались по своим комнатам и не высовывались, а женщина размашисто меряла шагами комнату, почти незаметно прихрамывая на правую ногу.
Обхватив плечи руками и вздрогнув, она так и не обернулась, когда раздался звонкий удар. Удар за ударом, но фрау Леншерр может думать лишь о том, как бы ей хотелось оказаться на месте мужа и собственнолично превратить грязнокровного выродка в бездыханное тело,  но прекрасно знает, что Эрику под горячую руку не стоит попадаться. В их браке не всегда всё было гладко, об этом напоминали шрам на лопатке от стекла, впившегося в кожу после того как англичанка врезалась спиной в стеклянную дверь после удара, и длинный рубец на плече.
Почти бесшумно подойдя к супругу со спины, когда тот закурил вновь, она провела горячими губами по шее и положила ладони на плечи, неторопливо стягивая расстёгнутый китель.
- Meine Liebe, - тихий шёпот на самое ухо, прижимается губами к щеке, оставляя смазанный алый след помады на коже, - отправляйся в спальню. Позволь мне с ним разобраться, тебе нужен отдых. А я скоро приду, - многообещающе проводит ногтями по низу живота, на мгновение запуская ладонь за пояс.
Эрик, признающий её правоту, поднимается на второй этаж по винтовой лестнице. Только когда его силуэт исчезает совсем, женщина приседает рядом с боящимся пошевелиться мальчишкой, грубо хватает за волосы и чуть приподнимает голову над полом, чтобы посмотреть в глаза.
- Слушай меня, Arschgesicht**, - слова напоминают сладкий яд, струящийся под кожей, змеиное шипение, а ледяные голубые глаза всё также холодны, - ни я, ни твой отец не дадим тебе жить, если ты ещё этого не понял своим  тупым цыганским умишком. Ты – прыщик на лице нашей семьи.  - Брезгливо отшвырнув мальчишку, женщина резко выпрямилась и наступила каблуком на бок, болезненно вжимая его. – Если ты сегодня же не исчезнешь из этого дома, я лично сделаю так, чтобы ты здох в болезненной аногии, как и заслуживаешь этого, сукин сын.
Ударив его с замаха под дых, Шарлотта отступила на несколько шагов назад и позвала служанку. Перепуганная Софья тотчас же примчалась.
- Да, госпожа?
- Почисти ковёр и проследи, чтобы на ночь ворота не закрывали, - буравя свернувшегося в калачик на полу Петра взглядом, скомандовала, но убедившись, что его грудь поднялась при очередном вдохе, направилась в спальню, чеканя каждый шаг и отбивая его каблуками, эхо которых разлеталось по дому, придерживая в руках длинный подол платья.
Фрау Леншерр отлично знала нрав своего мужа и его желания, могла предугадать его следующий шаг и действие. Если его вшивый ублюдок собирается бежать, то лучшего времени не найти – она создала для этого все условия и лишь собиралась закрепить их, забирая всё внимание Эрика на себя и уже на подходе в комнату расправляясь с застёжками на одежде, прекрасно помня, как чужая боль заводит их обоих.
*Ничтожество! Свинья! Меня oт тебя тошнит!
**Урод